Такого еще не было на памяти московских меломанов. Все 9 симфоний Бетховена прозвучали в Концертном зале Чайковского в исполнении знаменитого Венского филармонического оркестра, считающегося во всем мире хранителем традиции "венской классики". А дирижер Кристиан Тилеманн - эталонным интерпретатором немецко-австрийской музыки.
Результат превзошел все ожидания. Четыре концерта венских филармоников для каждого, кто был в эти дни в зале Чайковского, стали реальным воплощением совершенного исполнительского качества. И независимо от слушательского опыта каждый ощущал, что происходило нечто сверхординарное, имеющее отношение к самому существу музыки. И дело не только в том, что Венский филармонический, также как и Кристиан Тилеман, владеют интерпретационными "ключами" к Бетховену, воплощают "традицию" (к слову, полный цикл бетховенских симфоний они записали в Золотом зале венского Музикферайн и исполняли уже в Вене, Париже, Берлине и Токио). Но сложилось еще что-то другое, из разряда невербального - поток вдохновения, захвативший всех: дирижера, оркестр, публику зала Чайковского. Атмосфера была поразительная: ни мобильных звонков, ни хлопков между частями симфоний, сконцентрированное внимание, воодушевление - общее радостное действо, к которому стремились приобщиться хотя бы один раз из четырех вечеров. Тут же рождались ассоциации с Байройтом, с четырехчастным вагнеровским "Кольцом", одним из лучших интерпретаторов которого за всю историю признан тот же Кристиан Тилеманн.
Но и тилемановский цикл всех симфоний Бетховена в четыре вечера оказался не менее уникальным, в том числе и по своей логике: не набор симфоний по хронологии, а мини-циклы внутри полного бетховенского корпуса. В результате на открытии звучали не ранние симфонии Бетховена, а его стилистически зрелые новаторские партитуры: 4-я и 5-я, во второй вечер - 6-я (Пасторальная) и 7-я симфонии. Тем очевиднее выстроилась арка между точкой начала у Бетховена - 1-й, 2-й симфониями, наследующими венскую традицию, 3-й (Героической), ставшей ключом к музыке нового XIX века, и его грандиозным эпилогом - 9-й. Античное по масштабу музыкальное действо с призывом ко всему человечеству "Обнимитесь, миллионы!" предварило изящное гайдновское "ретро" 8-й симфонии. В раскладе Тилемана была специальная музыкальная драматургия: симфонии Бетховена предстали как единый ландшафт с пасторальными, героическими, идеалистическими контурами, где не было ни начала, ни конца. А было единое поле бетховенской классики.
Исполнение этого замысла оказалось на высочайшем уровне. Венские филармоники продемонстрировали такой уровень оркестровой игры, что само звучание оркестра доставляло отдельное удовольствие: чистейшие соло духовых, мягкая грация струнных, удивительные эффекты почти "клавишных" пассажей у деревянных, литавры - деликатные, напомнившие отчего-то мистические голубые фоны на полотнах Леонардо да Винчи, знаменитые венские валторны (с клапанами на манер флейтовых), на которых играют только в оркестре Венских филармоников, - с красивым сфуматным звуком. Но особенно поразил ансамбль: музыканты словно соединялись "живой нитью" с другими, слышали каждого, и даже в богатых тутти не терялись индивидуальные соло и инструментальные фразы. С Тилеманом союз музыкантов был идеальным. Маэстро оказался созвучен оркестру своей установкой на дегероизацию бетховенской музыки.
Даже в своей знаменитой байройтской интерпретации "Кольца" Тилеманн добился невероятно прозрачного и мягкого звучания вагнеровской оркестровой махины, а уж с Венскими филармониками ему и музыкантам было просто удовольствие азартно разыгрывать мельчайшие детали бетховенских симфоний. Тилеман подчеркивал в них и обобщенные музыкальные черты - "малеровские" оттяжки в Адажио 4-й симфонии, вагнеровское напряжение в Финале 7-й симфонии, заостренную похоронную мерность во второй части Героической симфонии, стремительные пассажи в духе глинковского "Руслана" во второй части 9-й. Но генеральная линия его проявлялась не в этом - Тилеман освобождал Бетховена от тяжести напряжения, обостренного драматизма, создавая ясное, прозрачное и абсолютно гармоничное звуковое пространство, полное таинственных перешептываний валторн и гобоев, грозовых раскатов литавр, чистых трелей флейт и скрипок, невесомых пианиссимо и мягких форте.
Это был Бетховен красивый и светлый, из далекого "золотого века" венской классики, призывавший человечество "к радости", которую, увы, на концерте с каким-то надрывным апокалиптическим криком провозгласил хор Академии хорового искусства им. В.С. Попова. Но даже это не испортило впечатления от выдающегося исполнения 9-й симфонии Венскими филармониками. Такова сила их традиции.