Издание: Коммерсантъ
Дата: 20.09.2010
Автор: Владимир Раннев
Андраш Шифф в Санкт-Петербурге
В Большом зале филармонии выступил выдающийся венгерский пианист Андраш Шифф, которого уже второй раз привозит в Петербург фонд "Музыкальный Олимп". На этот раз главным действующим лицом в программе пианиста был Бах. Но не такой, к которому мы привыкли. Слушал ВЛАДИМИР РАННЕВ.
"Хорошо темперированный клавир", цикл из 24 прелюдий и фуг Иоганна Себастьяна Баха,— едва ли не самая исполняемая сегодня музыка в мире, ведь ни один музыкант в годы учебы не может избежать счастливой (а для кого и наоборот) участи покорпеть хотя бы над одной прелюдией и фугой. Невозможно представить, сколько баховских фуг звучит по миру одновременно, но то, что счет идет на тысячи,— определенно. При этом в концертной практике играть ХТК в разобранном виде не очень принято, ведь каждая прелюдия и фуга — это герметичный звуковой микрокосмос, который трудно уживается с соседями по программе. А целиком его играют еще реже. Это ведь дело не только трудоемкое, но и неблагодарное: музыка не очень щедра на внешние прелести, а те, что доступны натренированному слуху, требуют от исполнителя огромного интеллектуального напряжения и кропотливой технической шлифовки. К тому же долгие годы здесь заправлял некий неписаный стандарт исполнения буквально каждой ноты, и только после гениальных чудачеств Глена Гульда ХТК стал полигоном для соревнований пианистов в оригинальности, у кого осмысленной, а у кого, говоря прямо, понтовой.
Андраш Шифф стал одним из лидеров этих соревнований после выпуска компакт-диска фирмой Decca в 1987 году. После той выдающейся записи от него ждешь ясности идей и точности деталей. Но уже первые прозвучавшие в БЗФ, самые хитовые прелюдии и фуги (в программе был I том) — до-мажорная и до-минорная — озадачили. Казалось, он играет как-то растрепанно, непоследовательно. Господин Шифф постоянно дезориентировал слух — то строгой и сухой, то вдруг размякшей на педали звучностью, то метрономически жесткой дробью нот, то их наплывами в произвольном темпе. Но со временем складывалась очень продуманная игра против предсказуемого и растиражированного сотнями записей отношения к ХТК Баха — статности, величавости, монументальности. Пианист наделил буквально каждую фразу, каждое проведение тем вполне земным, человеческим дыханием с человеческими же несовершенствами. "Не бывает красоты, которая бы не содержала в себе странностей",— сказал однажды Фрэнсис Бэкон, и Андраш Шифф своей игрой как бы соглашался с ним.
Все это хорошо объясняет не менее выдающаяся запись пианистом ля-минорного Рондо Моцарта на хаммер-клавире композитора в его знаменитом зальцбургском доме. Старинный инструмент, чьи ресурсы подновления давно исчерпаны, извлекает из себя как будто не музыку, а тщету человеческих творений. Едва уловимая расстроенность, надтреснутый тембр, увядший блеск forte и проваливающееся в немоту piano — все это тогда принесло в игру Шиффа щемящую тоску и трогательную сентиментальность. В Петербурге же, играя за роскошным филармоническим "Стенвеем", господин Шифф производил такой же характер звука, но уже своими пальцами. Подумалось, что если бы когда-то Вертинский не пел бы свои "печальныя песенки", а играл бы Баха в манере "печальныя фуги", это было бы именно так, как это делает Андраш Шифф.
В зале было много петербургских спецов фортепианного цеха, и уже в антракте их впечатления спровоцировали дискуссию. Некоторые преподаватели, обучающие своих учеников совсем другому Баху, не могли принять игру господина Шиффа. В награду им были "Детские сцены" Шумана под занавес программы — вполне приемлемые для любого вкуса. Тем не менее понятно ведь, что Шифф приехал в Петербург именно с "Хорошо темперированным клавиром", исполнением которого открыл нам еще одну степень свободы в отношении к этому вечному тексту.